Воспоминания Е.В. Пузицкого

Моей дочери Татьяне

и ее сыну Сергею 

от отца и деда.

Когда я родился - 1 апреля 1929 года, - моя семья: отец, Пузицкий Владимир Васильевич, мать Лаврененко Мария Сергеевна, бабка по отцу – Пузицкая Евгения Ильинична, урожденная Флерина, ее родная сестра Ольга Ильинична Елпатьевская (урожденная Флерина), проживавшая в нашей семье как полноправный член семьи с 1929 г. – все мы жили в Москве на Ново-Конюшенном переулке (д. 6, кв. 1) в деревянном двухэтажном домике на втором этаже. Это был типичный жилой дом в старой дореволюционной Москве с шестью окнами на каждом из двух этажей, выходившими на улицу. Его снесли в середине 50-х годов. Этот домик был до революции куплен моим дедом по отцу Пузицким Василием Андреевичем. Ему еще принадлежал другой дом такого же типа. Всего же в квадрате стояло четыре домика, два из них окнами выходили на Ново-Конюшенный переулок, два стояли в глубине, все они образовывали типичный московский дворик с сараями для дров и всякого хлама, голубятней, цветниками, садиком и т.п., отделенный от переулка высоким деревянным сплошным забором, выкрашенным красной масляной краской. Когда-то внутри был прекрасный вишневый сад, но я его уже не застал. Сейчас на месте этих домов и дворика стоит каменный дом-коробка. Чудом сохранился один из домиков в глубине, напоминающий своего предшественника. Переулок был мощен булыжником, тротуары асфальтированы. Еще сохранились чугунные столбики около тротуара – коновязи. Своеобразие нашему местожительству придавала Девичка (Новая Девичка), довольно большой парк на Б. Пироговской улице. Его продолжение составляет Старая Девичка, парк меньшего размера, а также огромное здание академии им. Фрунзе. Оно построено на месте Грибоедовского переулка в 1935-36 гг.

Ново-Конюшенный переулок вблизи нашего дома пересекался Долгим переулком (ныне ул. Бурденко), по которому мы направо ходили на Зубовскую площадь, а налево – на Плющиху.

На втором же этаже жила семья Кожиновых (до 1949 г.), состоявшая из моей тетки Кожиновой (урожденной Пузицкой) Ольги Васильевны, ее мужа Кожинова Валериана Федоровича, инженера по коммунальному хозяйству, затем профессора, автора многих учебников по водоснабжению.

Самым близким для меня, естественно, был их старший сын Вадим, младше меня на один год и три месяца, впоследствии известный литературовед В.В. Кожинов.

После революции мой дед передал в госпользование дома, ему принадлежавшие. Многочисленной семье Пузицких оставили второй этаж дома 6, а мой отец стал председателем домкома.(*)

Мы занимали вместе с моей бабкой Евгенией Ильиничной и ее сестрой Ольгой Ильиничной две комнаты с окнами на переулок, другие две комнаты занимали Кожиновы (Валериан Федорович, Ольга Васильевна, Вадим и Игорь). Константин Васильевич Пузицкий  с женой Мариной Григорьевной Левченко занимали утепленную террасу и ходили в нее через комнату Кожиновых.

(*Примечание А.В.П. Страсть к выпивке, по рассказам матери, зародилась у В.В. Пузицкого при частых деловых встречах в членами домкома и рабочими)

На первом этаже и в других трех домиках скученно жили разномастные, в основном простые, люди: Сибуровы, Мироновы, Волковы (один из братьев был шофером и, кажется, возил начальника академии Фрунзе, а другой, Виктор, беспрерывно сидел за мелкую уголовщину), Плееры (мать и сын, впоследствии художник), Преображенские (две сестры и два брата с матерью без отца, очень интеллигентные люди), Штукаревы, Козловы (в подвале), Маруся Гурьян, веселая дама. Фамилий других я не помню. Жили довольно дружно, доброжелательно относились друг к другу. А мы, дети, составляли единую компанию и в играх и в драках с соседними ребятишками. Играли в лапту, казаков-разбойников, прятки с палочкой-выручалочкой, в штандер. В соседних дворах – в расшибаловку (на монеты).

(А.В.П. Женя забыл об игре «пристенка», для которой требовалась кирпичная стена)

Резкую грань в жизни всех московских ребят положила война 41-45 гг., в начале которой были уничтожены заборы и многочисленные сараи во дворе. Некоторые сараи остались лишь для хранения дров, которые покупались на дровяном складе на углу Плющихи и Долгого переулка.

Расскажу кратко о своей родословной, то, что мне известно.

Родословная

Мой дед по мужской линии, т.е. отец моего отца, происходил из крестьян из-под г. Белого, что на Смоленщине. Однако уже прадед, по словам отца, работал в городе, занимал там какую-то должность по земельной части  и смог дать своему сыну Василию гимназическое образование. На сохранившихся фотографиях прадеда – Пузицкого Андрея Прохоровича и прабабки Матрены Васильевны Пузицкой изображены люди простые, с огрубевшими от физического труда руками, по виду обычные русские крестьяне XIX века. Фото Василия Андреевича, по словам В.Кожинова, находится в экспозиции музея Смоленской гимназии, скорее всего как отца С.В. Пузицкого, известного чекиста 20-х годов.

Василий Андреевич был человеком от природы одаренным. В первые годы самостоятельной жизни, будучи студентом-словесником, преподавал словесность (русский язык и литературу) детям Ф.И. Тютчева. Одно это уже свидетельствует о его способностях. Впоследствии он написал несколько книг (перевод «Слово о полку Игореве», «Отечественная история», которая выдержала более 10 изданий, и несколько статей о Пушкине и В.А.Жуковском.

Евгения Ильинична и Василий Андреевич 

После революции он какое-то время (несколько лет) преподавал в школах Краснопресненского района (был председателем?)...Кроме того преподавал в институте Красной профессуры. Дед не принял Октябрьскую революцию и оставил любопытное завещание с характеристикой своих детей и просьбой «похороните подальше от красных». Нарисовал крест, который просил поставить на могиле и написал дату смерти: «умер ... августа 1926 г». Умер он от рака горла, от болезни, которой всю жизнь боялся заболеть, возможно у него были основания. Похоронен на Ваганьковском кладбище, 64 лет. В той же могиле похоронены: бабушка Евгения Ильинична и мои родители. Завещание В.А. я отдал Вадиму Кожинову, у которого оно и хранится.

Василий Андреевич был человеком одаренным. Его биография мне неизвестна, кроме следующих моментов: происходил из крестьян смоленщины (из под г. Белого). Учился в мужской гимназии г. Смоленска. Затем жил в Москве, состоял инспекторм 2-й Московской мужской гимназии (на Разгуляе). После одного из изданий «Отечественной истории» послал экземпляр на высочайшее имя цесаревича Алексея, не поставив об этом в известность тогдашнего министра просвещения Кассо. Этим он вызвал неудовольствие последнего и был переведен (с формальным повышением) директором гимназии в Ломжу, затем директором гимназии в Серпухов и, наконец, в Егорьевск, где его застала революция 17-го года.

Василий Андреевич Пузицкий. 

Награды: ордена Св. Анны II степени, Св.Анны III степени, Св.Станислава, медаль

Купленные им там несколько десятин пахотной земли пропали для него. Перевод в должность директора гимназии позволил ему получить гражданский чин действительного статского советника (что соответствует первому генеральскому чину у военных).

Кстати в Серпуховской гимназии учился во время директствования В.А.Шмаров – известный впоследствии коллекционер и собиратель (см. о нем книгу «Особняк с потаенной дверью»), с которым я был знаком как внук В.А. Кстати, Шмаров отсидел более 20 лет в лагерях, был арестован как бывший офицер еще в 1934 г. Умер в 80-х годах в возрасте более 90 лет. Рассказывал мне, что после убийства Кирова заключенных выстроили и каждого 10-го расстреляли, он был седьмым.

По политическим убеждениям С.В. был монархистом и большим патриотом Земли Русской. Когда в 18 году начался саботаж учителей, он продолжал преподавание, объяснив, что русские дети при любой власти должны быть грамотными. Деятельность Сергея Васильевича не одобрял и в завещании писал, что Сергей талантливый человек, но очень ошибается. И оказался прав...  

Женился он на моей бабке – урожденной Флериной Евгении Ильиничне, дочери Московского Священника Флерина Ильи Михайловича, настоятеля храма Дм. Салунского на Тверском бульваре  (снесли, кажется, в 20-х годах). Позже он преподавал закон божий, расставшись с карьерой священнослужителя по причинам какого-то протеста. Его жена – Александра Михайловна. У него были дочери: Нина, Лида, Ольга, Евгения, Юлия, Зинаида, Софья, Мария   и два сына. Сыновья были пьяницы и погибли в первые годы революции (один из них был, кажется, скульптором и его звали Николай). Все те дочери, которые вышли замуж, получили должное приданое.

Софья Ильинична вышла замуж за известного революционера, бывшего капитана царской армии, сподвижника Ленина, Аралова Семена Ивановича. Был начальником ОПЕРОДА (оперативного отдела – прообраза Генштаба). Затем был послом в Турции и Прибалтийских республиках.У него было три сына: Игорь (полковник ВВС), Всеволод (архитектор) и ныне здравствующий Мстислав (инженер). Об Аралове см. Сов. энциклопедию, а также его книги.

 Одна из дочерей, кажется, Мария вышла замуж за проф. Бельского (разрабатывал теорию т.н. педологии). Их сын – Юрий Павлович был подполковником КГБ, был одно время начальником детских трудовых исправительных лагерей в Ленинградской области.

Ольга Ильинична Елпатьевская 

 Ольга Ильинична – за Елпатьевским (родственником известного писателя С.Елпатьевского). Она рано овдовела и в течение одного месяца потеряла от дифтерита двух маленьких детей (сына и дочку), с тех пор замуж не выходила, а жила у сестры в Струнино, где муж сестры был священником в местном храме – Алекс. Иванович Рождественский, доктор богословия, весьма любимый своей паствой. После их смерти (сестры и ее мужа) в 1928 г. Ольга Ильинична переехала в Москву и прожила в нашей  семье всю жизнь как равноправный и любимый член семьи. Мы все звали ее «тетя Оля». Она была очень хорошая, добрая, бесконечно преданная моей матери и отцу, Умерла в 86 лет, похоронена на Востряковском кладбище.

Бабушка моя, Евгения Ильинична, умерла в 1943 г.в возрасте 73 лет, в разгар войны в военном госпитале, куда поместил ее мой отец. Похоронена на Ваганьковском  кладбище, вместе с мужем.

Лидия Ильинична, в замужестве Подчиненова. Ее сын Владимир Николаевич – заслуженный учитель в Воронеже. Сейчас ему 87 лет.

Юлия Ильинична – не замужем.

Зинаида Ильинична – не замужем, детский врач.

Нина Ильинична (кажется, самая старшая) была замужем за настоятелем собора в г. Александрове Московской области. Детей у них не было.

У Василия Андреевича было пятеро детей: Николай, умерший лет 20 от заражения крови, Сергей, Владимир (мой отец), Ольга (мать Вадима Кожинова), Константин (химик, доктор химических наук). Сейчас (1991 г.) это единственный ныне здравствующий, остальные умерли ( АВП. Константин Васильевич умер в октябре 1991 г.) 

Отец окончил медицинский  факультет МГУ (в двадцатых годах) и работал в гражданскую войну  лекпомом, затем на скорой помощи, затем зав. медчастью в  КУТВ (Коммунистический Университет трудящихся Востока им. Сунь Ятсена), откуда перешел в Международную Ленинскую школу, которую тогда возглавляла Кирсанова (жена Ем. Ярославского). В начале 30-х годов (в 1935 ?) его мобилизовали в Красную Армию и направили в военный госпиталь в г. Кяхту (тогда Бурят-Монгольская АССР) на 6 месяцев, но там он пробыл около 5 лет. Мы с мамой приехали к нему в 1936 г. ( с нами приехала тетя Оля, окончательно ставшая членом нашей семьи, более близким, чем родная бабушка Евгения Ильинична).

Мария Сергеевна, Владимир Васильевич, Ольга Ильинична, Женя в Кяхте

В Кяхте родился мой брат Алексей, роддомом был военный госпиталь. Помню, принесли его в пуховом розовом одеяле. Вскоре, летом 1938 г., отца арестовали «как троцкиста и японского шпиона». Начались у нас тяжелые времена. Из военного городка, где мы имели отдельную однокомнатную квартиру в кирпичном корпусе, в одном из тех, которые (как, впрочем, и весь военный городок в 2-3 км. от Кяхты) построили еще до революции, нас выселили в Кяхту. Мать к тому времени работала в городской амбулатории и ее лаборантка Мария Плюснина, сжалившись над ней, пустила нас жить в ее небольшой квартирке в центре Кяхты. Прожили мы там месяца 2-3, а затем получили разрешение уехать в Москву.

Ехали трудно, у матери пропало молоко, проводник ходил по вагонам и выпрашивал сгущенку для грудного брата. Так и доехали до Москвы через 8-9 дней. Москва не встречала нас цветами – мать не принимали на работу как жену «врага народа», а меня, сына «врага народа», удалось устроить в школу через мамину знакомую учительницу Стрежевскую. Вообще к нам как к семье «врага народа» относились по-особому, как это было тогда принято. Многие прекратили какие-либо отношения, некоторые даже не здоровались. К их числу относился даже Валериан Федорович  Кожинов, муж Ольги Васильевны, сестры отца, семья которого жила с нами на втором этаже. В связи с этим вспоминается такой эпизод. Отца арестовали, когда я находился в пионерском лагере под Иркутском – прекрасное время, походы, «взвейтесь кострами синие ночи», спортсоревнования, военные игры...Особенно памятны огромные пионерские костры, вокруг которых собирался весь лагерь. Только вернувшись из лагеря домой, я узнал об аресте отца. Утром вышел, как обычно бывало, гулять и встретил своего сверстника Жору Паксниса, который заявил, что он со мной не водится, т.к. мой отец – «враг народа», и добавил в оправдание – «мне папа запрещает с тобой водиться». На следующий, кажется, день его папу тоже арестовали как «врага народа» и по воле случая он довольно долго «сидел»  в одной камере с отцом, который его, совсем павшего духом, поддерживал морально.

Мать где-то работала, каждый день проезжала мимо Белорусского вокзала, кажется на стене которого или где-то рядом висел огромный портрет наркома НКВД Ежова. Однажды она вернулась с работы очень возбужденная и сказала: -«Со стены убрали портрет Ежова. Что это может означать?» действительно Ежова сняли с наркомов НКВД и вскоре репрессировали. Его место занял Берия.

При приходе Берия в системе репрессивных органов началось непродолжительное послабление. Кое-кого выпустили, в том числе и нашего отца, который ничего не подписал. Об этом  он сообщил открыткой (или письмом), в которой сделал несколько орфографических  ошибок, что привело маму в смятение, т.к. отец, окончивший гимназию с золотой медалью, был абсолютно грамотен. Мать предположила, что у него что-то произошло с психикой под воздействием тех тюремных и лагерных ужасов, о которых мы уже знали или догадывались. Слава богу этого не произошло, и через 2-3 недели он приехал живым и невредимым в Москву. Ему предложили (как это тогда в таких случаях практиковалось) остаться в армии или уйти на гражданку. Он сказал, что зла не таит и предпочитает первое. Начал он работать в I  Военном госпитале в Лефортове, где и проработал до Отечественной войны.

Как произошел, по его словам, его арест. В начале 1937 г. он послал письмо брату – Сергею Васильевичу Пузицкому с просьбой посодействовать его возвращению в Москву. С.В., кажется, просил об этом Тухачевского, в бумагах которого остался какой-то след от этой просьбы. В июне 1937 г. арестовали С.В., а вскоре и Тухачевского. Но приказ об аресте отца пришел в Кяхту только в середине 1938 года. Теперь расскажу, что знаю (а знаю очень немногое) о Сергее Васильевиче Пузицком, старшем брате отца.

С.В. Пузицкий, известный чекист, родился, кажется, в Ломже в 1895 г. Во время 1 Мировой войны он закончил Александровское артиллерийское училище и командовал в 1917 г. артдивизионом в Измайлове. В феврале его солдаты избрали своим депутатом. После октябрьского переворота он со своим дивизионом перешел на сторону большевистского РВС Москвы и, кажется, участвовал в штурме Кремля. Был ли он членом РВС – не знаю, но он заведовал в этом органе артиллерийской частью (отделом). В 1918-1919 он при содействии своего родственника, члена Реввоенсовета Республики Семена Ивановича Аралова перешел на работу в ВЧК, сначала был в резерве, затем на оперативной работе по линии контрразведки. Женился в начале 20-х годов на балерине  Середа Ларисе Федоровне.

Лариса Федоровна Середа в костюме сестры милосердия 

 Мать как-то рассказала такой эпизод из первых лет их супружеской жизни. С.В. потребовал, чтобы Л.Ф. выяснила и сообщила ему, кто бывает у ее знакомых В. Л.Ф. наотрез отказалась, несмотря на уговоры и гнев мужа. Только убедившись, что она не согласится на это даже под дулом пистолета, С.В. обнял ее, расцеловал и сказал, что теперь он на нее может положиться.            Это была проверка, так сказать, моральной твердости и порядочности Ларисы Федоровны (умерла в 60-х годах, 66 лет отроду, похоронена на Востряковском кладбище).

О С.В. опубликовано довольно много литературы (В. Ардаматский «Возмездие», кинофильм «Крах», «Операция Синдикат-2»), еще чаще его имя упоминается (в т.ч. Л.Никулиным, Юл. Семеновым и др.). Это был действительно очень талантливый контрразведчик, бескорыстно служивший Советской власти. В публикациях приоткрыта часть его деятельности. Кроме того, по словам отца, он был непосредственным исполнителем операции по вывозу из Парижа генерала Кутепова. Кутепов принял французское гражданство и советские власти отказались от признания этой акции. До последнего времени (да и сейчас) эта операция находится под завесой тайны. Якобы он в конце 20-х годов участвовал в действиях против басмачей в Средней Азии. Все эти операции , как и многое другое из его жизни, все еще под замком  в КГБ ( в разведупре).

В начале июня (возможно раньше) его арестовало НКВД (в это время он работал с большим понижением – на строительстве канала Москва-Волга). Была арестована Лариса Федоровна со старухой матерью. Лагерная (тюремная судьба) С.В. неизвестна. В 1946 (?) отец получил извещение о его смерти в 1944 году. Видимо он был расстрелян еще раньше. Лариса Федоровна провела много лет в лагерях, похоронив там свою мать. Потом жила около ст. Лозовая (пос. Панютино ?), не имея права приезжать в крупные города. Однако у нас она тайком бывала в Москве в конце 40-х, начале 50-х годов. Видимо, на такого рода визиты смотрели органы не очень строго, т.к. многие еще до смерти Сталина приезжали в города, в которых не имели права проживать (называлось это «минус десять», «минус семнадцать» и т.п.).

Сергея Васильевича я несколько раз видел, но совершенно не помню его облика. Он раз в месяц приезжал к нам В Ново-Конюшенный переулок и привозил для своей матери деньги. Однажды он послал меня в Долгий переулок, сказав, что там стоит его машина и шофер меня впустит посидеть в ней. Действительно я сидел в прекрасной легковой машине, в которой играла музыка (видимо, уже были автоприемники). В другой раз мы были на даче под Москвой, окруженной стройными соснами, как-то в его московской квартире. И еще два-три случая.

Он был близок к А.Х. Артузову, и, как рассказывал отец, выступал против новых, непрофессиональных чекистов, пришедших в ОГПУ-НКВД после смерти Меньжинского, применявших противозаконные методы следствия к заключенным. Впрочем это был сознательно направляемый процесс замены старых кадров угодливыми и беспринципными представителями плебса, входившего с подачи Сталина в силу именно в те годы. С.В., видимо, многого не понимал, но стал догадываться о реальных целях и пружинах политики сталинской банды. Увы, слишком поздно!

(АВП. Женя не читал в то время вышедших позже работ В. Кожинова, С. Кара-Мурзы и др. исследователей этого сложного времени)